правила жизни Ирины Хакамада

ИРИНА ХАКАМАДА

Меня жизнь канает по полной. Есть люди, за которыми вселенная наблюдает вполглаза, они агрессивные, делают много плохих поступков, ходят по трупам, унижают других людей и у них всё в шоколаде!  Потом вселенная как бы опомнится, как двинет, причем там, где человек не ожидает — чаще всего это или здоровье, или личная жизнь. И человек, уже вспоминая, как жил, понимает, что это наказание.

Мне не прощается ничего.  Есть люди, которые под пристальным вниманием, и я отношусь к ним: если я сделала маленькую нехорошую вещь, какую-то ошибку не специально, тут же получаю по голове. Я уже поняла, что по-другому не получится, может быть, это судьба, но, во всяком случае, с этим надо как-то жить.

Ничего в этой жизни я не добилась случайно. Ничего в виде удачи мне не было подарено просто так, это бесконечные испытания, и если преодолевала, то я получала. Если не преодолевала, то я тоже получала, только наоборот.

Я такую жизнь провела, что на две-три хватит. Далай-лама говорит, что человек проживает две жизни. Одну – живя реально, а другую, вспоминая, когда уже уходит из этого мира. У меня получилось прожить много-много жизней. Я была ученым, потом рванула в бизнес кооперативный, потом мне взбрело в голову идти в политику, и никто не помог.  После президентской кампании я резко ушла из политики, писала роман в одиночестве. И я буду вспоминать каждый этап своей жизни с огромным удовольствием.

Я не люблю властвовать. Для меня власть не приоритет, мой приоритет – повлиять на принятие решения, которое я считаю необходимым стране, то есть при этом я могу быть никем, никто не будет знать, что я повлияла на решение.  Это еще большая власть, конечно.

Я живу, идя навстречу самой себе, рискую и за это плачу огромную цену. Моя удача – это не то, что досталось случайно.

Одиннадцать лет в политике – это полный восторг. Несмотря на дебаты, жуть, кошмар, интриги и беспредел. Ученый-кооператор – это было успешно, хорошо, но огонь не горел. А загорелся, когда я пошла в политику и смогла победить, я подожгла спичку и начала полыхать.

Я прыгала до потолка и говорила «все, я это сделала!», когда приняли закон о некоммерческих организациях, над которым я билась два года с 1993 по 1995-й. Благодаря этому закону в наших странах появилось гражданское общество. В парламенте из-за него меня топило правительство, коммунисты и Жириновский. Через два года я сломалась и подарила закон коммунистам, Глазьеву. Он понимал как это выгодно, когда любая общественная организация, фонды, театры, больницы, занимаясь общественной деятельностью, могут еще и зарабатывать деньги. Когда закон приняли – муж был свидетелем, – я прыгала на одной ноге от радости. И мне совершенно плевать, кто там автор и каким образом формально  получилось. Это была революция.

Меня не интересует власть над людьми, меня интересует результат, который повлияет на жизнь людей в хорошем смысле. Большинство политиков стремятся к единоличной власти любыми средствами. Я не стремлюсь, вот это моя беда, наверное. Поэтому я ушла спокойно.

Во мне живут два животных: собака и пантера. Собака – настоящий друг, который будет защищать и биться до конца. В качестве жены я всегда собака. А пантера – тихое животное, обладающее мощью, но никогда ее сильно не демонстрирующее. Пантера делает рывок только с одной целью – когда вопрос стоит уже о выживании.

Я билась как пантера в политике, до конца. Я и вгрызалась в глотку, и писала жесткие заявления и моталась по регионам. Это был 2004 год, Россия встала с колен, все на подъёме, и – демократические партии все как один проигрывают выборы. Яблоко и Союз правых сил смирились и уехали гулять в отпуска. Сказали, что пройдет сезон и вернутся. А вот Хакамада поперлась, и супротив кого – Владимира Владимировича Путина! Сейчас хоть какие-то проблемы накопились. А тогда цена на нефть была от 100 до 120, мы процветали, ну чего ты прешься?

А у меня прям поперло, харизма такая, что нельзя так заканчивать и покидать людей, которые поддерживали. Они должны в президентской кампании увидеть своего кандидата, надо консолидировать протест.

Семья, конечно, это прекрасно, но не на первом месте. На первом месте я.

Мужчина нужен для удовольствия. Он может быть интеллектуальным, сексуальным, каким угодно. Но если его нет никакого, но при этом он пачками приносит деньги, я все равно уйду. Не деньги главное.

Я по-другому жить не могу, меня в мужчине не интересует, сколько он зарабатывает. Меня интересует его личность. Потому что я «собака» – если я люблю мужчину, пытаюсь понять. Я служу этому человеку, но не потому что он сильнее меня и может меня унизить и уничтожить, а потому что он круче меня.

В какой-то момент непонятно чего хотят мужчины. Судя по тому, что у меня было три брака и сейчас четвертый, наверное, периодически меня это устраивает, только их не устраивает.

Когда мужчины получают друга – им хочется молодого тела, когда они получают молодое тело – им хочется умную бабу. И так их распирает – как бы сесть на все стулья сразу. Поэтому мужчина полигамен, а женщина моногамна. Поэтому мужчина имеет институт любовниц, а женщины меняют браки.

Чего не прощу мужу никогда, так это подлости.  Например, если я иду на президентскую кампанию, а он в ФСБ напишет записку, что Хакамада вчера вечером про Путина сказала такое…  И меня посадят в тюрьму, этого я не прощу.

Я не прощаю и не позволяю мужу быть тупым, ленивым и неинтересным. Полигамию прощаю. Измены, если любишь, то простишь. Денег не зарабатывает – если любишь, то простишь. Моя модель – жена-друг.

У меня все мужики – бабники, все четыре мужа. Все обожают женщин, и все гулящие, включая последнего. Меня эти измены в первый момент, конечно, торкают, а потом думаю: не важно, они все такие. Даже те, кто говорит: буду любить тебя вечно, умру в один день. Это все чепуха.

Мужчина, когда обещает, на самом деле не отвечает за свои слова. Он говорит то, что чувствует в данный момент, здесь и сейчас, а что будет через десять лет – одному Богу известно.

Я объясняю девочкам: когда выходите замуж по молодости, не идите, как на вечный конфетный период. Так не будет вечно, вы должны представить свою роль в семье через пять лет.

Имею ли я право на измену? Мне никто прав не дает. Я их беру, и все. Они со мной существуют. Тот, кто на мне женится, уже понимает, на ком женится. У меня нельзя отобрать никаких прав. Моя пантерная сущность проявляется уже через два часа. Поэтому все понятно.

В 41 год я взяла одну ложку из дома и ушла от мужа-миллионера. Все оставила, лишь бы только не связываться, суды не хотела проходить.

Полумистическая история со мной случилась в 2003 году. Когда я пошла на президентскую кампанию, моя дочь Маша заболела раком крови. Я в панике, как все нормальные матери. Кроме традиционного лечения, за которое благодарна нашим врачам, вытащившим ее без всяких заграниц, я пошла к астрологам. С одним вопросом: Маша выкарабкается или нет. Астролог-женщина долго что-то рисовала в компьютере и сказала: выкарабкается полностью. И Маша действительно выздоровела.

Астролог мне предсказала в 2003 году, что наступит время, когда вы долго просидите в паузе. С властью у вас все равно ничего не выйдет, но ваша главная миссия – отдавать людям ваш опыт и все ваши смыслы.  Я вернулась от нее и все забыла. Потому что я решила идти в президентскую кампанию.

Мне муж сказал: давай и Машу лечить, и вести президентскую кампанию. Потому что это мечта твоя, иначе ты сейчас сдохнешь. Умрешь вместе с ребенком, и ничем не поможешь. У него был такое жесткое предложение. И мы начали совмещать. Он помогал, палату мыл – там ночного ухода нет, – уколы делал.

Я встречалась с избирателями, потом ехала в больницу и делала уколы. Потом нас родители других детей освободили от мытья полов, сказали: идите уже в свою политику и расскажите там все о нашей медицине.

В 2004 году я получила свои проценты на президентских выборах, потом создала свою партию и мне сказали, что ее никогда не зарегистрируют. Я отдала партию Касьянову и ушла из политики.

После одиннадцати лет в политике я решила, что дальше невыносимо находиться в этой атмосфере, и ушла. И засела дома, закрыла офис, уволила людей, оставила лишь одного помощника.

Я думала, сойду с ума. Понимаете разницу: вы федеральный политик, все у ваших ног, а после президентской кампании вас знает весь мир. А тут тишина, вы нерукопожатны со стороны власти, вас все боятся в бизнесе, вам не сдают офисы, у вас нет денег и вообще ничего нет.

И я начала писать роман «Любовь вне игры, или История одного политического самоубийства». Политика в высших эшелонах власти с переплетением личной жизни. Половину нафантазировала, половина – моя биография. Постепенно прямо в раж вошла, я забыла, что работы нет и не надо утром вставать и куда-то бежать, я подскакивала и садилась писать. Мои герои зажили своей жизнью…

Когда я писала роман, мне позвонили. «Вы не могли бы 40 минут поговорить о личном  успехе с нашими слушателями? Мы вам даже деньги заплатим  – 100 долларов.» И я поговорила, народ был в восторге. И тут я вспомнила слова астролога.

Полно людей, с кем я точно не пойду в разведку. Потому что тех, кто готов жертвовать, держать удар и отвечать на опасную ситуацию не паникой, а действиями, всегда мало. Этих людей везде и во все времена максимум 15 процентов.

Мне крупно повезло и не повезло с одним человеком. Это мой отец – японец, самурай 10 века из рода огасавара. И мне крупно повезло, что, столкнувшись с реальной взрослой жизнью, уже после 30 лет, японская кровь начала давать свой потенциал.

До 30 лет я была совсем русская девушка. Мама такая слабая, сентиментальная, верно служащая кому угодно. Я была не уверенная в себе. Что я могу? Потом я все выдержала – все эти риски. Потому что отец был революционером, он сидел в тюрьмах, его пытали, компартия была в подполье.

Мой отец отсидел в военных лагерях, он прошел огонь и воду и медные трубы. Он мало со мной разговаривал и когда ушел у меня на руках от рака, я вдруг потеряла такую силищу, которая сидела во мне и спала. Отец был бы счастлив, если бы увидел, как я борюсь в политике.

Японская кровь отца дала мне все – и мое счастье, и мою горячую жизнь как пламя, и мои эмоции и осознание своих ценностей, и принципиальность в их отстаивании. С другой стороны, то, что я, наполовину японка, вверглась в политику – даже притом, что я родилась и живу в России, – это, конечно, непреодолимое препятствие.

«В зеркало посмотри», – сказал мне мой третий муж в 1992 году в ответ на моё «хочу в политику». С таким лицом и с такой фамилией в политику не идут. Потому что твою фамилию никто в России не сможет произнести. Я ему сказала: ты прав, наверное. И пошла, взяла деньги у бандитов. Это отцовский характер.

Женский шарм, когда включается твоя личная харизма и ты ощущаешь себя привлекательной женщиной и пользуешься своей красотой, – это у меня началось в политике, когда я вошла в парламент с бабочкой, выбритой на затылке. И все журналисты рванули ко мне: «Ну ничего себе!». Дальше пошел такой промоушн, вокруг меня стали кружиться миллион мужчин, и я поняла: все, я вылупилась из этой куколки, бабочка, наконец, взмахнула крылом.

записала  интервью София Баеш

опубликовано на esquire.kz